12 июня. Флоренция, Италия: Никакая срань не работает, и понимаешь, что ты, должно быть, в Италии. Города почти не видел, да и не хочется. Что-то в этой стране меня выводит из себя. Может, потому, что никто ни хера тут ни в чем не смыслит. Если ты от этого приходишь в бешенство, они тоже приходят в бешенство. О себе я не беспокоюсь. У меня хорошо получается лежать в койке этого купе и заново переживать стычки со смертью. Сочинять дурацкие разговоры с бабами, которых не существует. Обдумывать способы одурачить себя, чтобы захотеть жить дальше. Мне нравится в этой норе, в этом темном ящике. Не нужно никого видеть, и мне хоть легко здесь дышится. Я стал врагом языка. Когда люди заговаривают со мной, я ненавижу их за то, что они пользуются языком, который причиняет мне боль. Я не хочу разговаривать. Я хочу удрать от всех, кто хочет узнать меня. Когда кто-то пытается со мной заговорить, я только чувствую пустоту языка, отчаянье слов. Голод от потребности общаться. У меня есть своя правда, в которой я знаю, что никогда и никак не смогу им ответить тем, что не вышло из темной комнаты моего сознания. Я знаю лишь ужас и уродство. Я лучше оставлю все это в себе. Это как накрывать своим телом ручные гранаты.
-------------------------------------------------------------------------------------
Я человек с летающей тарелки. Я из другого мира, я в ловушке вашего, пока не прилетят меня освободить. Приземлится тарелка, Джими Хендрикс и Джон Колтрейн откроют люк и велят мне лезть внутрь, пока никто не взорвал корабль. Я только спрошу, почему их не было так долго. И через несколько секунд нас здесь уже не будет. Я тихо сижу в номере отеля. На двери три замка. Никто не знает, что я здесь, кроме дамы за стойкой, но ей все равно. В окне пролетают машины, и никто не кричит мое имя. По коридору мимо моей двери проходят люди, но никто не стучится. Город сверкает и переливается огнями за моим окном. В такие минуты жизнь почти сносна. Никаких телефонных звонков, никакой необходимости выносить чье-то общество. Я могу думать о своем. Какое-то время уворачиваться от их камней и стрел. От людей мне становится грустно и хочется одиночества. Мне лучше бродить одному. Мне нравится есть в одиночестве. Кино лучше смотреть одному. Одному безопаснее, поскольку привлекаешь меньше внимания, а когда ты один, посторонним труднее тебя понять. Кроме того, нужно думать только о себе, и не обязательно беспокоиться, как люди рядом будут справляться с неприятными ситуациями. Я лучше буду один и в меньшинстве, чем со слабаком под боком. Музыка звучит лучше, когда ее слушаешь один. Книги лучше читать, когда сидишь один в комнате. Здорово бывает любоваться живописью, но только если не слышать, как кто-то дышит у тебя за спиной. Люди портят почти все. Когда рядом люди, мне кажется, что у меня ничего нет и я урод. А сам по себе я не чувствую себя так и вполовину. Я устал быть уязвимым идиотом, постоянно объясняющим, что у него на уме. Я устал унижать себя снова и снова. Только дурак доверяет человекообразным. С ними можно лишь предугадывать, что еще они выкинут, и готовиться к тому, что может случиться. Посмотрите, как происходят разводы. Казалось бы, люди должны понимать, что у них ничего не получается, и просто заканчивать всю эту бодягу. А я слыхал о тех, кому вычищали банковские счета при разводе. Трудно поверить, что они вообще соединялись только для того, чтобы провести остаток жизни вместе. Представьте, какая подстава. Много лет после развода люди проводят в глубокой депрессии, вынуждены ходить к психотерапевту. Они все время злятся. Я не могу им сочувствовать, они сами виноваты. Уэйко, Джонстаун - во всем виноваты они сами. Потом они тебе скажут, что если ты не вышел и даже не попытался, ты и не жил по-настоящему. По-настоящему не жил в аду, вы хотите сказать. Сейчас где-то, в каком-то городе, в окне горит свет. Занавески почти задернуты, и с улицы ничего не видно. Там играет музыка, а дверь заперта. Это я.
---------------------------------------------------------------------------------------------
В этой книге всё про меня...
Не могу привести дословно, но в целом:
"каждый должен уметь быть одиночестве... рост происходит только так.... Только такой человек сможет подготовиться достойно умереть... и это очень много"
Что-то в этом есть, темное и глубокое.
По крайней мере, то одночество к котором я была, ожидая мужа из командировки - было очень интересным и ресурсным состоянием... Очень высокая степень погруженности в себя, при этом - без внутренней болтовни...
Но что такое длительности одиночество - думаю, даже не стоит и пытаться представить - есть вещи, которые можно понять, только испытав, например "Синее".
А потому - в чем смысл беседы?